Есть упоение в бою

«Слов не хватает. Так много надо сказать!»

                                                                   Морис Эрцог, Аннапурна первый восьмитысячник

Аннапурна I

Аннапурна I

Сегодня исполняется ровно 70 лет с того дня, когда людям удалось достигнуть вершины одной из 14-ти гор планеты Земля, высота которых превышает отметку в 8000 метров над уровнем моря. И, самое главное, вернуться оттуда живыми. Это смогли сделать члены французской экспедиции 1950 года, Морис Эрцог и Луи Ляшеналь на горе Аннапурна I (8091 м) в центральных Гималаях.

Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что такой лид-абзац не привлечёт внимания большого числа читателей. Но, также, я лично знаком со многими, кому это сообщение будет хорошей встряской памяти.

Поэтому я просто напомню, что же собственно произошло 70 лет назад.

До этого момента различными командами альпинистов из различных государств было предпринято 22 попытки, образно говоря, выйти пешком в космос. К моменту покорения Аннапурны I люди уже побывали на высотах значительно превосходящих высоту «Богини плодородия», как с санскритского переводится название этой горы. Но ни одна вершина высотой более 8000 метров ещё не была покорена. Все предыдущие попытки заканчивались в лучшем случае отступлением. Чаще – трагедиями. Люди просто уходили наверх и не возвращались.

Самый известный, хоть и не разгаданный, из этих случаев – попытка восхождения на Эверест участников британской экспедиции 1924 года. 4-го июня Эдвард Нортон по Большому кулуару северной стены поднялся до высоты 8570 м, а его последователь Ховард Сомервелл достиг немного меньшей высоты. Эти две первые попытки, совершённые без кислородных приборов, обошлись без потерь, хотя и не увенчались успехом. Третью попытку, с использованием кислородных баллонов,  делала связка Джордж Герберт Ли Мэллори и Эндрю Конвин Ирвин. Оба альпиниста пропали без вести.  Фотограф и кинооператор экспедиции Ноэль Эварт Оделл утверждал впоследствии, что видел их последний раз живыми 8 июня  на высоте 8600 м. Споры о том, что именно произошло с Мэллори и Ирвином и удалось ли им достигнуть третьего – высотного — полюса планеты продолжаются до сих пор *.  

Французская экспедиция 1950 года отправлялась в совершенно не изученный район Гималаев, поставив себе в качестве идеальной цели – восхождение на другую гору, пик Дхаулагири (8167 м). Но на тот момент не существовало ни более-менее правдоподобных карт, ни сведений об орографии района, а было лишь огромное белое пятно в центре гигантской горной системы. Не мудрено, что за почти месяц тяжёлой работы всей команды — опросов местного населения, сложных разведывательных походов, составления кроки — участники экспедиции не смогли найти не только маршрута восхождения на Дхаулагири, но даже и адекватного пути подхода к этой горе.

Тогда и было решено, переключить своё внимание на другой массив, расположенный на расстоянии 34 км к юго-востоку – массив Аннапурна. С запада на восток этот колос простирается на более чем пятьдесят километров. Кроме Аннапурны I  в его составе выделяются ещё два восьмитысячника — Аннапурна Центральная (8051 м) и Аннапурна Восточная (8026 м ).  Кроме них в общем массиве выделяют 13 вершин выше 7000 м и 16 выше 6000 м.

Горный массив Аннапурны отделён от массива Дхаулагири, на который были нацелены первоначальные планы французов ущельем Кали-Гандаки, считающимся самым глубоким ущельем на планете Земля.  Разница высот между вершинами и долиной реки здесь достигает 5570 метров.

В наши дни, в местах разведывательных походов экспедиции (исключая вылазки на стены и высотные перевалы для целей рекогносцировки местности) проходят популярные туристические маршруты Непальского Национального парка «Аннапурна». Тысячи любителей горных походов ежегодно проходят по десяткам популярных трековых маршрутам.

Карта-схема района работы экспедиции

А 70 лет назад всё было совершенно иначе. Даже местные жители, в городе Манангбот не могли ничем помочь в поисках путей. Они не только никогда не видели «Богиню плодородия», но даже не слышали о наличии восьмитысячника, всего в 10 км от порогов их домов. Такой там рельеф местности. Представьте, глядя на карту, что вам нужно преодолеть путь 2 км – ерунда ведь, даже под рюкзаком. А если, «по пути» придётся ухнуть на 5 км вниз и снова на 5 км выползти вверх. Совсем другая картина. Такая там средняя крутизна склона.  И нет ничего удивительного в том, что там до сих пор встречают «йети» и где-то рядом прячется загадочная Шамбала.  А французов ещё и подгонял жёсткий цейтнот – так как летом в Гималаях начинается сезон дождей и никакие восхождения становятся невозможными.

Теперь, задним числом, много чего говорится о просчётах этой экспедиции: о неподготовленности её участников к таким условиям (в смысле экипировки), о спешке, об отсутствии радиосвязи, о неправильной установке штурмового лагеря, об отказе от верёвки во время штурма и т.п. Как будто у них был выбор.

Да, у них не было времени на построение детальных планов, многое решалось на ходу, экспромтом.

Да, к моменту решающей  атаки на её острие оказались не самые сильные участники экспедиции.

Да, штурмовой лагерь, по уму, надо было ставить выше, но погода не позволила сделать этого.

Но Морис Эрцог и Луи Ляшеналь прекрасно знали, на что идут, выбирая путь свой ва-банк. И есть особый шарм в том, что первым покорился человеку не только один из самых красивых восьмитысячников, но и самый опасный. Уровень смертности среди альпинистов пытавшихся покорить эту гору в настоящее время составляет 32 %. (Для сравнения: на Эвересте этот показатель лишь 11%)

Теперь-то мы много чего знаем из физиологии и климатических условий пребывания за «высотным порогом смерти», научились создавать подходящую для этих высот одежду, обувь, продукты питания. Но первооткрыватели всегда идут на свой страх и риск. Что их заставляет идти таким путём зачастую не понятно не только их самым близким людям, но даже им самим. (Но это не тема сегодняшнего поста).

Для лучшего понимания дальнейшего изложения, здесь я думаю надо дать некоторые пояснения, связанные с горной болезнью и понятием «высотного порога смерти».

Человеческое тело лучше всего приспособлено к жизни на уровне моря. Парциальное давление кислорода в воздухе на этой высоте максимально и с лихвой обеспечивает насыщение им гемоглобина крови. При подъёме на высоту, парциальное давление кислорода в воздухе экспоненциально падает, что ведёт к уменьшению снабжения кислородом органов и тканей. Организм отвечает на этот процесс адаптивной реакцией – происходит, так называемая, высотная акклиматизация. Растёт количество гемоглобина, из депо селезёнки и печени в поток выпускается дополнительное количество крови. Этот механизм в значительной степени может противостоять нехватке кислорода.

Однако, при дальнейшем подъёме изменяется работа системы пищеварения, падает острота зрения, происходит сильное обезвоживание организма и падение чувствительности, нередко сопровождаемые  психическими расстройствами, вплоть до возникновения галлюцинаций. Высота, которую может достичь каждый конкретный человек без потери здоровья, варьируется вследствие влияния многих факторов, как индивидуальных, так и климатических.

Существует высота, выше которой никакой человеческий организм уже не сможет адаптироваться к внешним условиям – высотный порог смерти. Выше этого порога человек может прожить некоторое время, за счёт внутренних резервов. Но, всё равно, вопрос будет упираться лишь в определение того, кто и сколько сможет протянуть, прежде чем исчезнет. 

История альпинизма полна примеров того, как неадекватно ведут себя люди, набравшие высоту, превышающую «порог», как любая ночёвка на таких высотах, особенно «холодная», чревата тем, что просто проснуться и подняться будет выше человеческих сил. Не даром среди альпинистов бытует поговорка — «Если хочешь показать себя – ходи в горы. Если хочешь испытать себя – ходи в очень высокие горы». Никто не может давать никаких указаний человеку, находящемуся выше «порога», всё, что он будет там делать, может исходить только из его собственных решений.

Если бы при возвращении с вершины Морис Эрцог и Луи Ляшеналь не встретили Марселя Шаца и Гастона Ребюфа, безусловно, более сильных, чем они сами, высотников,  победителей не было бы в живых уже на следующий день.  Марсель и Гастон были полны решимости штурмовать вершину но, увидев состояние Мориса и Луи, не раздумывая, занялись  спасательными работами. А спустя всего сутки, помощь потребовались уже всем четверым. Случилось то, что случилось, «история не терпит сослагательного наклонения».

За год, проведённый после восхождения в госпитале – как и Луи Ляшеналь, он лишился всех пальцев на ногах и, кроме того, почти всех пальцев на руках —  Морис Эрцог написал книгу об этой эпопее – «Аннапурна первый восьмитысячник».  Книгу, ставшую бестселлером, абсолютным хитом альпинисткой тематики. Эта книга была переведена почти на все языки мира, выдержала сотни изданий и до сих пор продолжает успешно издаваться. Общий её тираж оценивается цифрой в 15 миллионов экземпляров.

Поэтому, дальше просто дам слово Морису, чтобы описать этот день от первого лица. Не день целиком, а только отрезок пути от штурмового лагеря до вершины. И даже, с некоторыми сокращениями — возьму на себя такую смелость. Добавлю лишь, что высота штурмового лагеря имела отметку 7300 метров. Это намного выше порога смерти.

Морис Эрцог

Морис Эрцог

«Мы оба погружены в молчание. Оно неотвязно давит на нас. На этот раз мы уже не отступим.

Предстоит тяжёлая ночь! Последняя ночь перед штурмом.

Место неудобное и ненадёжное. Ветер сметает снег со склона и он собирается у нашей палатки… Только бы не было  слишком большой нагрузки на крышу!

Забитые в известняк крючья, воткнутые в снег ледорубы, имеют, пожалуй, только моральное значение. В отношении безопасности мы не питаем особых иллюзий… В глубине души мы оба сильно опасаемся, что край площадки обрушится, увлекая палатку в бездну.

Сознание затуманено. Ничего не лезет в рот. Буря стонет и воет непрерывно. Мрачная обстановка действует на нервы. Каждое движение требует огромного усилия воли.

Ляшеналь всё больше сползает наружу, я всё больше задыхаюсь. Мы с нетерпением считаем оставшиеся часы. Положение становится угрожающим: дышать больше нечем. Масса снега меня буквально раздавливает. Прижимаю руки к груди как боксёр в боевой стойке. Теперь я могу дышать.

Каждый порыв ветра сопровождается оглушительным свистом. Обе стойки угрожающе гнутся. С силой отчаянья мы стараемся их удержать. Непонятно, как ещё держится палатка. Самые худшие бивуаки не идут ни в какое сравнение с этой неравной, изнуряющей борьбой.

Мы совершенно отупели от крайней усталости, но буря не даёт нам уснуть.

Первые проблески зари застают нас, вцепившимися в стойки палатки, в штурмовом лагере. К рассвету ветер стихает и наступает штиль. Разум оцепенел. Каждая мысль сопряжена с усилием.

У нас лишь одна забота: скорее отсюда уйти. Однако сейчас выходить нельзя. Нужно ждать первых лучей солнца.

5 часов 30 минут. Дальше пребывать в этом аду невозможно.

У кого из нас хватит мужества согреть чаю? Хоть сознание и заторможено, однако мы представляем, сколько труда придётся на это потратить. Ни он, ни я не в состоянии. К чёрту! Обойдёмся без чая.

И так уж, каких усилий стоит вылезти из спального мешка и вытащить оттуда ботинки. От холода они сделались твёрдыми как дерево. Надеть их удаётся лишь с большим трудом. Каждое движение вызывает одышку. Мы задыхаемся. Гетры тоже замёрзли. Я умудряюсь их зашнуровать. Ляшеналь – нет. Теперь очередь за рюкзаками.

Кладу в рюкзак тюбик сгущенного молока, несколько кусков нуги, пару носков… Укладываю аптечку, фотоаппарат. Из глубины спального мешка вытаскиваю кинокамеру. Завожу пружину и проверяю вхолостую. Камера не работает. Огорчившись, оставляю её в лагере.

Вылезаем из палатки и надеваем кошки, которые теперь уже не придётся снимать до вечера. Всё, что можно, надето на нас и рюкзаки совсем лёгкие.

В 6 часов трогаемся в путь, радуясь, что кошмар остался позади. Погода прекрасная, но очень холодно. Зубья облегчённых кошек глубоко впиваются в крутой ледово-фирновый склон.

Постепенно крутизна уменьшается, и склон становится более ровным. Фирн держит хорошо, но иногда корка проламывается и мы барахтаемся в мягком, порошкообразном снегу, сильно затрудняющем движение. Не сговариваясь, часто останавливаемся. След прокладываем по очереди. Каждый из нас сейчас живёт в своём собственном, обособленном мире. Я опасаюсь за своё мышление. Сознание сильно затуманено; я прекрасно понимаю, насколько неполноценен сейчас мой разум. Проще и вернее придерживаться какой-нибудь навязчивой идеи. Температура очень низкая. Холод пронизывает насквозь, и не смотря на пуховую одежду, ощущение такое, как будто идёшь нагишом. Во время остановок ожесточённо топаем ногами. Ляшеналь даже снимает тесный ботинок: его преследует мысль о возможном обморожении.

Пока он энергично растирает себе ступню, я рассматриваю окружающие вершины. Все они теперь ниже нас, за исключением далёкого Дхаулагири. Сложный и пересечённый рельеф этих гор, столь знакомый нам по многочисленным и тяжёлым разведкам, виден сейчас как на ладони.

Подъём изнурительный. Каждый шаг – победа воли и разума. Солнце нас догоняет. Приветствуя его появление, мы делаем очередную остановку. Ляшеналь всё чаще жалуется на свои ноги. Он снова снимает ботинок.

Тревога закрадывается мне в душу.

Я прекрасно понимаю, какой опасности мы подвергаемся, и по собственному опыту знаю, насколько коварно и быстро подкрадывается обморожение, если ослабить бдительность. Ляшеналю это известно не хуже, чем мне. Мы рискуем остаться без ног! Стоит ли лезть на рожон? Оправдывает ли Аннапурна подобный риск? Этот вопрос повергает  меня в смятение.

Ляшеналь зашнуровал ботинки, и мы снова боремся с изнуряющим снегом. Залитый светом ледник теперь виден нам полностью. Траверс бесконечен… а наверху скальная стена… Найдём ли мы выход?

Мои ноги мёрзнут так же, как и у Ляшеналя. Непрерывно шевелю пальцами. Они потеряли чувствительность, но в горах это со мной случалось нередко: нужно лишь настойчиво продолжать двигать пальцами, и кровообращение восстановится.

Ляшеналь кажется мне каким-то призраком. Он живёт своей жизнью, я – своей. Странное явление – идти почему-то легче, чем внизу. Может быть, нас окрыляет надежда? Даже сквозь тёмные очки блеск снега ослепляет, солнечные лучи бьют прямо по льду. Под нами обрываются в бездну головокружительные рёбра.

Далеко внизу ледники кажутся до смешного крошечными. Знакомые вершины устремлены ввысь, как стрелы.

Внезапно Ляшеналь хватает меня за руку: «Если я вернусь, что ты будешь делать?»

Целый мир ярких образов молнией проносится в голове: многодневные переходы под палящим солнцем, сложнейшее лазанье, исключительные усилия, затраченные на осаду вершины, ежедневный героизм моих товарищей при заброске и устройстве лагерей… Сейчас мы у цели! Через час, может быть через два… сражение будет выиграно! Неужели отказаться?

Невозможно! Всё моё существо протестует. Я решился, бесповоротно решился!

Сегодня мы боремся за идеал. Любая жертва оправдана. Ответ ясен: «Я пойду один!»

Да, я пойду один. Если он хочет вернуться, я не могу его удерживать. У него полная свобода выбора.

Ляшеналю нужна была лишь моральная поддержка. Он нисколько не обескуражен. Его слова были продиктованы только осторожностью и сознанием риска. Он решает, не колеблясь: «Тогда я иду с тобой!»

Жребий брошен. Тревога рассеялась. Я принял на себя ответственность. Теперь уже ничто не помешает нам идти до конца. Короткий разговор с Ляшеналем изменил психологическую ситуацию. Теперь мы – братья.

Я чувствую вокруг себя какую-то новую, необычную атмосферу. Все ощущения очень яркие, странные, которые никогда прежде мне не доводилось испытывать в горах.

Есть что-то нереальное в моём восприятии окружающего нас мира… Я наблюдаю извне, как я проделываю одни и те же движения, и улыбаюсь про себя при виде жалких результатов наших усилий. Но напряжение исчезло, как будто исчезла сила тяжести. Это прозрачное видение, этот бесценный дар – не моя вершина. Это вершина моих грёз.

Скалы присыпаны сверкающим снегом, и лучезарная красота пейзажа бесконечно трогает душу. Прозрачность воздуха поразительна. Я живу в хрустальном мире. Звуки приглушены, как будто уши заложены ватой.

Меня охватывает неясная, непонятная радость. Всё настолько необычайно и настолько ново. Всё это так непохоже на восхождение в Альпах, когда тебя поддерживает непрерывное смутное сознание близости людей, когда, обернувшись, видишь далеко внизу дома, дороги, цивилизацию.

Здесь всё иначе.

Я отрезан от всей Вселенной. Я живу в ином мире, суровом, пустынном, безжизненном. Это фантастический мир, где присутствие человека непредвиденно и, может быть, даже нежелательно. Мы нарушаем запрет, мы преступаем границу, и всё же мы поднимаемся без боязни. Сердце сжимается от полноты чувств…

Разделяет ли Ляшеналь все эти волнения? Вершинный гребень приближается. Мы подходим к подножию последней большой стены. Она очень крута. Снежный склон пересечён скалами.

«Кулуар!»

Всё понятно без слов. Здесь ключ к стене. Последний бастион!

Какая удача! Кулуар, прорезающий стену, очень крут, но подняться по нему можно. Ляшеналь выражает согласие жестом. Уже поздно, наверное, больше 12 часов. Я потерял всякое чувство времени: мне кажется, мы вышли несколько минут назад

Небо по-прежнему голубое, как сапфир. С большим трудом мы выходим вправо, чтобы обогнуть скалы. Идя на кошках, стараемся по возможности использовать снежные участки. Вскоре проникаем в кулуар. Как круто!… минута колебания. Хватит ли у нас сил, чтобы преодолеть последнее препятствие?

К счастью снег твёрдый. Выбивая ногой ступеньки, мы держимся на кошках достаточно надёжно. Неверное движение было бы гибельным. Зацепки для рук можно не вырубать: воткнутый клюв ледоруба служит опорой.

Ляшеналь идёт превосходно. Какой контраст с первыми днями! Идти тяжело, но он неуклонно поднимается. Время от времени, подняв голову, мы видим верхнюю часть кулуара, выходящую неизвестно куда, вероятно на гребень.  Но где же вершина? Направо или налево?

Мы идём друг за другом, останавливаясь на каждом шагу. Навалившись на ледорубы, стараемся восстановить дыхание и успокоить бешено рвущееся сердце.

Теперь мы чувствуем, что цель близка. Никакие трудности не смогут нас остановить.  Излишне спрашивать взглядом: в глазах товарища можно прочесть лишь твёрдую решимость. Небольшой обход влево, ещё несколько шагов… Вершинный гребень незаметно приближается. Обходим ещё несколько скал.  Взбираемся из последних сил. Не может быть?..

Ну, да! Резкий ветер обжигает лицо.

Мы на Аннапурне.

8091 метр.

Сердце переполнено бесконечной радостью. О! если бы остальные знали! Если бы знали все!

Вершина представляет собой ледяной гребень с карнизами. С другой стороны – ужасающая бездонная пропасть. Стена из под ног обрывается отвесом. Вряд ли можно встретить подобное зрелище на другой вершине.

Внизу плавают облака, под ними, на 7000 метров ниже, скрывается нежная, плодородная долина Покхары. Выше облаков – ничего!

Цель достигнута. Но одновременно завершено нечто гораздо более величественное. Как прекрасна теперь будет жизнь!

Поразительное ощущение – внезапно познать свой идеал и самого себя.

Меня душит волнение. Никогда я ещё не испытывал столь сильной и чистой радости.

Этот тёмный камень, самый высокий, этот ледяной гребень.. это ли цель всей жизни? Или, может быть, они являются пределом человеческих мечтаний?

Мысленно перебираю своих предшественников в этих высоких горах: Мэммери, Мэллори и Ирвин, Бауэр, Вельценбах,Тилман, Шиптон…  Скольких уже нет в живых, сколько нашли в этих горах свою смерть, самую прекрасную для них.

К моей радости примешивается чувство гордости за друзей. Сегодня на Аннапурну взошла не только связка, взошла вся команда. Моя мысль обращается к товарищам, разбросанным по лагерям, прилепившимся на склонах под нами. И я знаю, что лишь благодаря их усилиям и благодаря их жертвам мы сегодня победили. Есть минуты, когда самые сложные действия внезапно получают конкретное выражение и предстают пред вами в ярком свете: таков тот непреодолимый порыв, который привёл сюда нашу команду.

 Давно забытые картины возникают в сознании…

Долина Шамони, где я провёл прекраснейшие дни моей юности, Монблан, производивший на меня такое сильное впечатление! Я помню, когда я был ещё ребёнком, мне казалось, что у этих «возвращающихся с Монблана» был всегда какой-то необычный вид, в глазах горел странный огонь». 

Эндрю Ирвин

Эндрю Ирвин

* — В 1933 году на северо-восточном гребне Эвереста на высоте 8300 метров был найден ледоруб, идентифицированный британцами в 1963 году как, принадлежавший Ирвину.

В 1991 году был найден кислородный баллон, один из тех, с которыми Ирвин и Мэллори совершали восхождение. 

 

 

 

 

Рут и Джордж Мэллори, 1916 г.

Рут и Джордж Мэллори, 1916 г.

1 мая 1999 года на высоте 8155 метров  обнаружено тело Джорджа Мэллори. При теле было найдено множество артефактов, позволяющих частично пролить свет на трагедию, но установить доподлинно, достигли ли Ирвин и Мэллори вершины, не удалось. Косвенным доказательством покорения Эвереста служит лишь отсутствие при теле Джоджа фотографии его жены, Рут. Фотографию, отправляясь на восхождение,   он обещал оставить на вершине.

Тело Эндрю Ирвина не найдено до сих пор.  

© Игорь Шхара

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *